фантазии и правда кода да винчи книга
Фантазии и правда «Кода да Винчи»
Вы сами часто смеялись при чтении романа?
Фантазии и правда «Кода да Винчи» скачать fb2, epub бесплатно
Новая серия книг даёт возможность побеседовать с одним из самых необычных людей современной Церкви — диаконом Андреем Кураевым. Он стал самым молодым профессором богословия в истории Русской Православной Церкви. Этот человек умеет и любит полемизировать. Сектантам запрещено с ним встречаться, а люди из других городов едут на его лекции в МГУ. Мы предлагаем вам новую книгу диакона Андрея Кураева, который умеет мгновенно переходить от сугубо научной речи к шутке, от бытовых тем — к богословию.
Книга самого известного в современной России миссионера, публициста и богослова диакона Андрея Кураева посвящена «неудобным» для открытого обсуждения проблемам, касающимся взаимоотношений Церкви и общества. С присущей автору смелостью и остротой он затрагивает различные аспекты жизни современного человека.
Книга обращена к самому широкому кругу читателей.
У разных людей в начинающемся тысячелетии разные ожидания. Наиболее трезвое восприятие перехода выразил политолог Александр Неклесса: «ХХ век уходит со сцены как великий актер, провожаемый не шквалом аплодисментов, а нависшей над залом долгой и мучительной паузой».[1]
Но слово «трезвость» отнюдь не является синонимом слова «массовость». Большинство как раз рвалось в новый век, надеясь на то, что он будет «совершенно фантастическим». Начнется «Новая Эра». Перед ее блеском померкнут все предыдущие эпохи «невежества и варварства».
Россия — наша Родина
Православие и культура
Отношения Бога и человека в православии
Библия и Евангелие
Христос и Его Крест
Андрей Вячеславович Кураев — протодиакон Русской Православной Церкви; профессор Московской духовной академии; писатель и публицист, проповедник и миссионер. Творчество и деятельность Андрея Кураева вызывают различные оценки: от наград за миссионерскую деятельность до обвинений в антисемитизме, в разжигании межэтнических и межрелигиозных конфликтов.
Кураев касается, конечно, и положения православной Церкви в наше время, поведения священнослужителей и скандалов, связанных с ними. Автор имеет собственный взгляд на причины падения духовности России и предлагает пути укрепления духовных основ нашего общества.
Книга диакона Андрея Кураева, профессора Свято-Тихоновского Православного Богословского Института, посвящена замыслу объединения религий. Этот замысел активно провозглашается множеством сект (вспомним Аум Синрике, выдававшую себя за синтез христианства и буддизма), и столь же активно оспаривается православной мыслью. Причины, по которым экуменическая идея объединения разных религий вызывает возражения у Православной Церкви, анализируются в этой книге.
Особое внимание уделяется парадоксальным отношениям, сложившимся между Православием и Католичеством. С одной стороны – в книге анализируются основные расхождения между ними (приводится полный текст догмата о непогрешимости римского папы; поясняется, в чем состоит проблема «филиокве», католическая мистика сопоставляется с опытом восточных Отцов Церкви). С другой стороны – обращается внимание на осторожность, с которой документы Архиерейского Собора Русской Православной Церкви 2000 года трактуют связи и разрывы в православно-католических отношениях.
Многие положения этой книги формулировались и раскрывались в ходе тех лекций по православному богословию, которые диакон Андрей Кураев с 1992 г. читает на философском факультете МГУ. Поэтому эта книга написана вполне светским языком и рассчитана не только на людей верующих, но и на тех, кто еще не обрел достаточных оснований для того, чтобы сделать собственный религиозный выбор. Она также адресована религиоведам, культурологам, философам, студентам и педагогам.
Вопросы молодых резки, требовательны. Они ждут честных ответов. Они не любят общих фраз. И спрашивают они о том, что интересно им и не всегда интересно пожилым прихожанам. В этой книге такие не вполне обычные вопросы встретились с не вполне обычными ответами. Диакон Андрей Кураев, профессор Православного Свято-Тихоновского Богословского института – один из самых интересных и ожидаемых собеседников у молодежи. В его ответах часто поражает некая непредсказуемость: иногда он бывает неожиданно резок, иногда же неожиданно мягок. В общем, живой человек. Человек, с которым можно спорить и которому можно задавать вопросы.
В этой книге собраны ответы на те вопросы, которые доводилось слышать на встречах с православной молодежью. О книгах, кино, рок-музыке, влюбленности.
Статья написана в рамках работы над проектом «Ethnocultural and Ethnoconfessional Stereotypes in the Folk Culture of the Slavs» при поддержке Research Support Scheme of the Open Society Foundation, grant No.: 196/1999
В народной культуре отношение к этнически, социально или конфессионально «чужому» традиционно определяется целым набором этнокультурных стереотипов. При этом «чужому» приписываются сверхъестественные свойства, связь с потусторонними силами, способности к магии и ведовству (как вредоносному, так и продуцирующему). Эти устойчивые представления охватывают как саму фольклорно-мифологическую фигуру «чужого», так и связанные с ним обряды и ритуалы. В сфере суеверных представлений оказывается и народный календарь — поверья о «чужих» праздниках, о связанных с ними приметах и магических действиях. Особенно ярко проявляются такие представления в регионах тесных этнокультурных контактов — именно такими областями в XVIII — первой половине XX в. были Подолия, украинское и белорусское Полесье, польское Подлясье, Прикарпатье и Закарпатье. Материалы из этих мест и легли в основу нашего исследования.
Правда и фантазии «Кода да Винчи»
— Ах да, Вы же религиовед и историю религии изучали еще на кафедре научного атеизма МГУ…
— Да, и поэтому, в частности, очень многое из книги Брауна мне хорошо знакомо. Но к чести моей кафедры вновь скажу: советский “научный атеизм” брежневской поры далеко ушел от атеизма Берлиоза и Иванушки Бездомного.
Базовый религиоведческий тезис “Кода да Винчи” состоит в том, что в христианстве все идеи и символы заимствованы из язычества (см. с. 281). Подобная идея была модна в XIX в., но современное религиоведение, в том числе и светское, так уже не считает.
— Но об инквизиции Браун ведь сказал правду?
Жаль и одного сожженного человека. Но все же 3 000 и 5 млн — это не одно и то же.
В России же первый закон, предписывающий костер за колдовство,— это… “Устав морской”, изданный Петром I в 1720 г.: “И оному токмо молитися и на него надежду плагати надлежит во всяких делех и предприятиях. Того ради чрез сие все идолопоклоннства, чародейства с великим подтверждением запрещаются. И ежели кто такой найдется или сему подобной суеверный и богохулительныи, оный по состоянию дела, в жестоком заключении в железах и кошками наказан или весма сожжен имеет быть.
Норма эта была взята из Новошведского военного артикула 1683 г. (откуда и ее незамеченный (?) Петром лютеранский пафос: “Молиться только Богу” — означает оставить без молитв Божию Матерь и святых…).
— Достоверен ли образ императора Константина, нарисованный в романе Брауна?
— Читаем: “Он всю жизнь прожил язычником, и крестили его только на смертном одре, когда он был слишком слаб, чтоб протестовать. К несчастью для него, Римскую империю в те времена охватили беспорядки на религиозной почве. Христиане воевали с язычниками, и конфликт настолько разросся, что Риму угрожал раскол на два отдельных государства. И вот в 325 г. … он решил объединить Рим под знаменем одной религии. А именно — христианства” (с. 280).
Верно тут только одно: Константин действительно крестился лишь на смертном одре. Но так поступали многие христиане той поры — из-за страха осквернить свою душу грехами, совершенными после крещения. Племянник Константина, император Юлиан Отступник, попробовавший вернуться к язычеству, никогда не утверждал, что его убеждения те же, что и у его великого дяди.
Правда и фантазии «Кода да Винчи»
А вот согласятся ли апологеты Брауна с тем, что фантастичны именно те страницы романа, где излагаются теории о том, что гностические апокрифы сохранили истинное и древнейшее учение Христа, что “властолюбивые попы” задушили ту свободу духовного творчества, которая былау гностиков, что до IV в. христиане считали Христа простым человеком, который учил любви к женщине.
Боюсь, что именно эти тезисы “фантастической” книжки они тут же станут рьяно утверждать как самые что ни на есть достоверные.
— Оценка достоверности апокрифических Евангелий — это одно. Но сами описания произведений искусства в романе разве не точны?
— Начнем с общеизвестного. Картины да Винчи — это классика, известная всем. Берем в руки альбом репродукций, а в романе Брауна открываем страницу с описанием картины Леонардо да Винчи “Мадонна в гроте” и читаем: “Мария держала одну руку… над головой младенца Иоанна, и жест этот выглядел угрожающим. Пальцы походили на когти орла” (с. 168).
Неужто это можно счесть за объективное и достоверное описание леонардовского полотна? Достаточно посмотреть на светлый лик Марии на этом полотне, чтобы понять, что Она никому не собирается “хищно угрожать”.
Столь же тенденциозно и описание “Тайной вечери”. В оригинале рука апостола Петра просто лежит на плече апостола Иоанна в ободряющем жесте. В “Коде” Иоанн отождествляется с Марией Магдалиной, и более того: “Вновь Софи на миг лишилась дара речи. Петр, изображенный на фреске, угрожающе нависал над Марией Магдалиной. Мало того, ребром ладони показывал, что готов перерезать ей горло. Тот же жест, что и на картине “Мадонна в гроте”!” (с. 300). Тут не только Софи лишается дара речи…
Как фрейдист-школяр, Браун всюду видит танатос.
Но еще чаще ему мерещится эрос.
“Продолговатый неф старинного собора символизировал собой чрево женщины. Все уменьшающиеся своды — это как бы губы влагалища, нависающие над входом складки — это клитор” (с. 391).
В этом вопросе Браун просто дока. “Золушка”, “Белоснежка” и “Спящая красавица” — это все повести “об угнетении священного женского начала” (с. 316). Точно! Раз апостол Иоанн оказался Марией Магдалиной, то мачеха Золушки — на самом деле злобный мужлан! А уж как семь гномов измывались над Белоснежкой, пока ей не помогла та самая колдунья, от которой она пряталась у мужиков!
Так что описания произведений искусства в романе далеки от достоверности и объективности. Вообще, книга написана с позиций “презумпции виновности” христианства. Если есть две версии одного события — церковная и нецерковная, то Брауном безусловно отвергается церковная, даже если она древнейшая. Ну достаточно сравнить “Евангелие от Марии”, в котором нет просто ни слова о любви к человеку, нет никакой этической составляющей, с напряженной моральной проповедью церковных Евангелий…
— А описания документов?
— “Грааль” романа — это тысячи “древних документов в качестве научного доказательства того, что Новый Завет лжет” (с. 410). Тут ясно выражен главный тезис романа и его пропагандистская сверхзадача. Тайна “Грааля” в романе Брауна носит чисто разрушительный, отрицательный характер: это не некая неизвестная духовная мудрость (да и откуда там взяться новизне, если учение Христа, в брауновской версии, ничем не отличается от хорошо известного тантризма?), а компромат. “Величайший секрет братства… Эта информация обладала такой взрывной силой, что защита ее стала смыслом существования самого братства” (с. 20). Минеры-взрыватели чужой веры — вот кем представлены в романе положительно описанные масоны. Их вера не несет позитива (ибо тезис о том, что Христос был простым смертным и женатым человеком, не может быть предметом вдохновляющей веры). Только отрицание: Христос не Тот, за Кого вы Его считали.
Кроме того, “Грааль” — это “потомки Христа”. Но и они, согласно Брауну, ничем особым себя в мировой истории и культуре не проявили. Гены оказались бесталанными. Однако жизнь и тайну этих серостей охраняют гении уровня Леонардо да Винчи. Ради чего? Опять же только ради опровержения. Так что Браун придумал слишком грандиозную структуру для слишком маленькой цели.
— Но Браун вполне убедительно говорит о том, что неженатых мужчин-евреев в I в. быть просто не могло!
— Да, Браун уверяет, что в Израиле I в. мужчина не мог оставаться холостяком, а значит, Христос должен был быть женат (см. с. 297). Ой, какой подлый аргумент! Ведь сам же Браун упоминает Кумранские рукописи. А это как раз рукописи монашеской общины.
“Устав” Кумранской общины не оставляет места для семейной брачной жизни. Найденные документы показывают точность описания жизни ессеев Иосифом Флавием: в брачном вопросе допускалось разнообразие решений. Для одних общин и поселений предлагалось полное воздержание, для других разрешалась семейная жизнь (см. так называемый “Устав двух колонок” [4] ). Так что аскетическая жизнь евреям была известна. Еврейское предание говорит, что каббалист Шимон бар-Йохай тринадцать лет провел отшельником в пещере, где он писал свою книгу “Зохар”. Таким образом, безбрачие Христа могло удивлять современных ему евреев, но не могло у них считаться абсолютной новинкой или преступлением.
Правда и фантазии «Кода да Винчи»
Итак, есть два пути реформирования религиозных традиций:
Первый – объявление об обретении некоей священной и первоначальной книги, которая провозглашается более авторитетной, нежели сборники религиозных правил, принятые в среде, окружающей реформаторов. Так действует израильский царь Езекия, объявляя, что при ремонте Храма «священник нашел книгу закона Господня» (2Пар. 34:14). Так действуют мормоны, базируя свою веру на открытии «золотого свитка». Так действует Блаватская, выстраивая свою «Тайную Доктрину» как якобы всего лишь комментарий к обретненой ею древней рукописи «Книга станцев Дзиан». Так действует «Приорат Сиона», намереваясь опубликовать свой «Грааль»
Второй путь реформирования – это наделение уже известных и канонизированных сакральных текстов новыми интерпретациями, которые также не признаются новыми, а объявляются древними. Неизвестность же этих «древних» толкований объясняется ссылкой на сокровенность учений и узость кружка «посвященных», имевший доступ к «подлинному» толкованию (так в посленовозаветном иудаизме появляется представление о том, что Моисей дал еще и устное предание; аналогична была и аргументация реформаторов буддизма).
Если победы не удавалось добиться сразу и реформа встречала сопротивление со стороны людей и властных структур традиции – «реформаторы» становились на путь «эзотерического разрыва». Публично демонстрируя свою лояльность к традиции как на есть, они использовали свою причастность к ней для того, чтобы постепенно создать в ней внутренний круг своих «посвященных».
Западные «посвященные» по разному локализовали место и способ хранения «древних подлинных учений Иисуса», но действовали так же, как и буддистские реформаторы: историческое христианство как нечто слишком общедоступное противопоставлялось в их восприятии их собственным «древним и тайным доктринам».
И вот оказалось, по подобному же рецепту можно очень изящно создать “христианство” по своему вкусу, да еще при этом обвинить в “бездуховности” всех несогласных.
Пользуясь таким способом “аргументации”, можно доказать вообще что угодно. Я, например, так могу доказать, что именно я являюсь Хранителем Древних Духовных Знаний. – Внимайте, други: Настал и мне час открыть вам величайшую тайну, которую не хранит ни один архив и ни одна библиотека. Это эзотерическое знание дано только моей душе. Итак, знайте отныне, что я – это перевоплощение Леонардо да Винчи и Николая Константиновича Рериха. И за то время, которое я провел в Нирване, я многое пересмотрел. Я понял, что в прежней своей жизни во многом ошибался. Поэтому сейчас я вынужден отрабатывать свою карму и писать книги с опровержением своих же былых заблуждений…
И как же теософы смогут опровергнуть такой аргумент?! А ведь достоверность и проверяемость теософско-масонских реконструкций “эзотерического христианства” ничуть не доказательнее…
Но заметим важную особенность «эзотерических» групп: они не прямо противопоставляют себя христианству, но именно себя и выдают за “духовных христиан”.
Но бывает иначе. Бывает, что в мир вторгается идея, которая дышит ненавистью к Евангелию и к Церкви, и которая лишь притворяется в своей симпатии к христианству. Такая доктрина призывает к реформе Церкви и вероучения не для того, чтобы помочь большему числу людей действительно жить по Евангелию, а для того, чтобы сподручнее было в конце концов сломать хребет Церкви, реформированной (точнее — деформированной) по новоявленным проектам.
— Есть ли такие люди среди более-менее известных деятелей культуры и истории?
Для профанов она говорила, что проповедует соединение и взаимообогащение всех религий. Но попробуйте найти хоть одну строчку среди ее тысяч страниц, в которой она признала бы, что христианство хоть чем-то обогатило языческий религиозно-магический опыт…
Правда и фантазии «Кода да Винчи»
Христиане времен обращения Константина были весьма далеки от того, чтобы быть половиной населения империи. Оценки историков колеблются в диапазоне от пяти процентов [14] до двенадцати процентов [15] населения. Причем восточная половина империи была христианизирована значительно больше, чем западная. Константин же до 323 г. оставался правителем Запада; следовательно, он не мог смотреть на христиан как на политическую силу. Известно предание о святителе Василии Великом: когда он пришел в Неокесарию, в этом большом городе было только семнадцать верующих, а к кончине святителя осталось лишь семнадцать язычников.
При этом не нарастала, а напротив, угасала религиозная враждебность разных религиозных групп империи. За три века соседи успели хорошо узнать христиан и перестали возмущаться их “неверием” в официальных богов. Империя по инерции, по привычке время от времени вспоминала о Церкви и имитировала наведение единомыслия. Но народный антихристианский энтузиазм уже угас. Решительность же христианских мучеников вызывала у римлян уважение.
Никаких “беспорядков” не было. Диоклетиан провел умную административную реформу. Христиане же лояльно относились даже к гонителям.
Самое большее проявление бунта, на которое они решились, известно из свидетельства современника: “Сразу же, как только в Никомидии был обнародован указ о Церквах, некий человек, не безызвестный, но самого высокого, по мирским представлениям, звания, движимый горячей ревностью по Боге и побуждаемый верой, схватил указ, прибитый на виду в общественном месте, и разорвал его на куски, как безбожный и нечестивейший. человек… прославившийся таким образом, выдержал всё, что полагалось за такую дерзость, сохраняя до последнего вздоха ясный ум и спокойствие” (Евсевий Кесарийский. Церковная история. 8, 5).
И уж совсем неприкрытой ложью являются слова Брауна о том, что “христиане воевали с язычниками” (с. 280). Обратите внимание на построение фразы. Можно было сказать, что “язычники воевали с христианами”. Можно было бы сказать о “взаимной вражде язычников и христиан”. Но Браун построил фразу так, что активно-нападающей, агрессивной стороной выглядят именно христиане. А ведь до Константина проявления этой вражды было очевидно асимметричны: христиане методами философской полемики критиковали языческую религию (тем же, кстати, занимались многие языческие комедиографы и философы), а языческий мир преследовал христиан пытками и казнями. В фильме, увы, это еще более подчеркнуто: толпа христиан, вооруженных копьями и крестами, бросается на беззащитных язычников, убивает их и сбрасывает прекрасные статуи с языческих храмов… Вот именно до обращения императора Константина ничего такого не было и быть не могло.
Еще один “достоверный” тезис Брауна — утверждение, будто на I Вселенском Соборе по указке Константина решались вопросы, какие Евангелия считать подлинными, какие — мнимыми. Однако ни о чем таком не говорит ни один из источников IV в.
Ни “Жизнь Константина” Евсевия Кесарийского, ни “Церковная история” Феодорита Кирского, ни “Церковная история” Сократа Схоластика, ни “Церковная история” Созомена, ни творения святителя Афанасия Великого не упоминают о том, будто на этом Соборе обсуждался вопрос библейского канона.
Святитель Афанасий Великий, активнейший участник I Собора, в 367 г. пишет специальное послание (39‑е праздничное), в котором перечисляет книги Нового Завета, но и в нем он никак не упоминает, будто этот перечень имеет какое-то отношение к Собору.
Вопрос о границах библейского канона не вызывал соборных дискуссий вплоть до Лаодикийского собора 363 г. и III Карфагенского собора 397 г. Если бы Вселенский Собор уже решил этот вопрос в 325 г., то было бы странно обращение к этому же вопросу позднейших частных соборов, вдобавок без малейших ссылок на предыдущее авторитетное решение.
Все это очень легко проверяется и по древнейшим источникам, и по научной литературе.
Ни один другой источник не дает оснований полагать, что на I Соборе обсуждался вопрос о каноне Нового Завета.
— Но ведь имеет же писатель право на фантазию!
— На такую фантазию — вряд ли. Те, кто с помощью такого довода защищают Брауна, не станут так же реагировать на книги Г. Климова (в них в “художественной” форме обличается “жидовско-педерастическая мафия”). Форма фэнтэзи не спасает от их критики современную сказку “Дети против волшебников” Н. Зерваса (в которой также усматривают антисемитизм). Да и классические сказки Н. Вагнера (“Сказки Кота-Мурлыки” и другие) тоже подвергались вполне реалистической идейной порке. Обличать антисемитские нотки в художественной литературе (в произведениях Н. Гоголя или Ф. Достоевского) считается в порядке вещей. А протестовать против злой лжи в антихристианской сказке Брауна отчего-то нельзя!
Представьте себе, что некто написал книгу о том, что Любавичский ребе — транссексуал и “лесбиян”, втайне верящий в Иисуса Христа. И еще он писал доносы в царскую охранку, а мама у него вообще была полькой… Есть ли шанс на то, что фантастика с таким сюжетом будет издана миллионным тиражом, ляжет на лучшие полки всех книжных магазинов западного мира и по ней будет снято несколько художественных и “документальных” фильмов? Будет ли столь же неотступна и навязчива ее реклама?
Отдельная проблема еще и в том, что реклама вокруг “Кода” строится на калейдоскопе взаимоисключающих заверений: то вдруг заявляется, что это — “просто фантастика, и поэтому не ругайте нас”, но через минуту те же самые рекламные агенты начинают вещать, что наконец-то Браун установил великую истину, и теперь нам известна правда о христианстве. За неделю до выхода “Кода да Винчи” в прокат Первый телеканал (ОРТ) дважды показал полуторачасовой рекламный ролик фильма. Сей “документальный фильм” о фильме “художественном” был построен по принципам зомбирования и промывки мозгов. Одни и те же тезисы повторялись регулярно, безо всякого развития сюжета. При этом раз в десять минут говорилось, что вообще-то фантастику не стоит принимать близко к сердцу, зато все остальное время утверждалось, что наконец-то истина раскрыта.